Сайт посвящен соединениям РККА в годы Великой Отечественной войны
29 сентября 1941 г. преобразована в регулярное соединение РККА из 13-й дивизии народного ополчения Ростокинского района города Москвы. Дивизия имела слабое вооружение, возрастной состав основной массы красноармейцев (более 60% были старше 50лет). Как командный так и рядовой состав не были обстреляны в боях и не имели боевого опыта. Артиллерия дивизии насчитывала всего несколько пушек "Бофорс" (трофеи 1939г.) и 4 гаубицы образца 1938г. В конце сентября дивизия занимала подготовленный ею рубеж обороны по реке Вязьма Хожаево, Артемово, Бекасово, Щелканово.
29 сентября был получен боевой приказ. Согласно приказу дивизия должна была форсированным маршем в ночь 30 сентября выйти на восточный берег реки Днепр в районе устья реки Вязьмы (деревня Сумароково). В сентября Красная Армия потерпела тяжелое поражение на Украине. Для усиления юго-западного направления в конце сентября было принято решение снять 49А Резервного фронта занимавшую Ржевско-Вяземский рубеж обороны и перебросить на Украину. 140сд была выдвинута на новый ребеж обороны где сменить части 194сд 49А. Смена войск происходила в канун начала немецкого наступления на Москву. К 10:00 1-го октября части дивизии были на марше в районе Павлово, Аксентьево, Ложечкино. С этого момента дивизия входит в состав 19 армии Лукина и подчиняется ее командующему. Вливаясь в состав 19 армии, дивизия должна занять полосу обороны на правом фланге армии, обеспечивая взаимодействие с левым флангом соседней 30 армии. В приказе ставилась общая задача: на данном рубеже войска Западного фронта должны перейти от подвижной к жесткой обороне. К исходу дня 3 октября как следует из ЖБД Резервного фронта 140сд заняла рубеж обороны 905сп 194сд на участке Сельцо, Сопотово. (так идет в документе, что довольно странно, т.к. 905сп входил в состав 248сд 49А и она занимала до утра 3 октября оборону по Днепру на рубеже Мокрищево, Кошкино, Сельцо. Возможно к вечеру 3 октября в условиях прорыва обороны на Варшавском ш. в штабе Резервного фронта было уже не до еще спокойного участка 32А и просто ошиблись.)
Далее будет идти кусок из воспоминаний комиссара 13мдно Тарасова из его отчета"99 дней жизни 13 Ростокинской дивизии народного ополчения". Воспоминания довольно путанные, т.к. автор их писал примерно 15 лет спустя после событий. Однако как автор сайта решил привести их как можно подробнее, т.к. они представляют определенную историческую ценность. Текст привожу с некоторыми купюрами, т.к. ряд сведений очевидно неправдоподобны.
На подготовку к этому маршу было очень мало времени. Сложность усугублялась недостатком транспорта. Да и время на проведение марша было ограничено очень жесткими рамками. На совершение марша в 70 км отводилось по приказу всего 7 часов. Двигаться со скоростью 10 км не могли бы лучше тренированные бойцы, чем наши ополченцы. Но такие жесткие условия диктовались сложившейся оперативной обстановкой.
Первые подразделения полков вышли на участки сосредоточения утром 1 октября. Пришлось несколько изменить места дисклокации, намеченные накануне. Так как все перемещения полков к боевым участкам проходили бы на открытой местности. Полки расположились в лесу южнее деревни Михалево, соблюдая маскировку, и приступили к рытью окопов и приготовлению еды. О близости фронта свидетельствовали отдаленные залпы артиллерии к западу. Это невольно требовало проведения всех необходимых мероприятий, с которых начинается освоение полосы обороны. Надо было уточнить границы полосы, распределить боевые участки между полками, определить наиболее выгодные позиции для всех видов оружия, места расположения полковых и дивизионных резервов и т.д. Границы полосы обороны мы должны были уточнить с представителями штаба 19 армии. Но в указанном в приказе пункте встречи представителей командования дивизии с представителями штаба 19 армии никого из 19 армии не оказалось. Особенно тревогу усилило сообщение командира передового , что ни слева, ни справа от нас на расстоянии трех километров разведка никаких наших воинских частей не обнаружила.
Возвратившаяся из рейда разведгруппа штаба дивизии, направленная непосредственно в штаб 19 армии для установления связи, доложила, что ни штаба армии, ни каких-либо воинских частей на указанных в приказе участках не обнаружено. Офицеру штаба дивизии, возглавлявшему эту разведку, было даже выражено недоверие. Уж очень неожиданным казалось отсутствие 19 армии, в состав которой должна была влиться дивизия этом рубеже обороны. Но и повторные поиски штаба армии ничего на дали. Ни штаба армии, ни войск этой армии левее нас на всем рубеже нет. Это означало, что на всем участке фронта от Минского шоссе на север по берегу Днепра нет никаких соседних воинских частей.
Требовалось узнать, что за обстановка справа , где согласно приказа должна занимать рубеж обороны 30 армия. Стремясь скорее начать освоение полосы обороны, дивизия приступила к разбивке полосы на боевые участки. При этом надо было учитывать сложившуюся ситуацию – отсутствие соседей слева и неизвестная обстановка справа. В приказе передний нашей обороны имел определенные границы. Слева граница обороны проходила по дороге с переправой через Днепр (Харино – Михалево), справа – устье реки Вязьмы. Общая протяженность позиций переднего края составляла 17 км. При наличии соседа справа и при должной организации взаимодействия с ним по обеспечению стыка флангов двух армий правый фланг был бы надежно защищен. Но если севернее устья Вязьмы нет частей 30 армии, то весь правый фланг будет постоянно находиться под угрозой. Так как северный берег Вязьмы, начиная от устья и далее по всей излучине, господствует над южным берегом. При этом наши боевые порядки будут простреливаться фланговым и тыльным огнем на большую глубину.
Ограниченность количества артиллерии дивизии (12 пушек «Бофорс» и 4 гаубицы образца 1938 года) не позволяла создать на такую растянутую линию фронта мощного прикрытия даже одного фланга. Когда в штабе составили схему размещения боевых порядков частей и подсчитали потребности средств связи, то оказалось что нам не хватает примерно 20 км телефонного провода и 15 телефонных аппаратов. Раций в дивизии не было совсем. Это создавало исключительную трудность в управлении боем на таком растянутом фронте обороны.
Требования военной тактики о ведении непрерывной разведки по всем направлениям командованием дивизии и полков было выполнено. Пешие разведгруппы, высланные на запад и на фланги, не могли успеть к этому времени пройти достаточно далеко. От идущих навстречу им с запада раненых бойцов выяснилось определенно, что на линии железнодорожной ветки Дурово – Никитинки и западнее ее идут бои. Больше всего раненых было из частей, входивших в состав войск особой группы под командованием генерал-лейтенанта Болдина. К концу дня 1 октября (речь идет все же скорее всего о 4 октября. В это время как раз в район Канютино вышла группа Болдина (152сд, 101мсд, 128-я и 126-я и 147-я танковые бригады) нанесшая контрудар по прорвавшимся к Канютино и Холм-Жирковскому танковым дивизиям 3Тгр Гота.) прибыла разведгруппа, направленная для связи в штаб 30 армии. Известия, полученные от этой разведгруппы, о положении на том участке, где должна была располагаться 30 армия, нас ошеломили. Группа следовала в район расположения штаба 30 армии по рокадной дороге гор. Вязьма – НовоДугино. Уже на этом пути не было никаких признаков нахождения наших войск. Штаба 30 армии в указанном месте также не оказалось. Блиндажи штаба были пусты. Надеясь, что штаб переместился, и его месторасположение можно выяснить в какой-нибудь войсковой части этой армии, разведчики поехали в направлении переднего края обороны ближе к фронту. Когда машина разведчиков углубилась в лес, следуя на запад ближе к Днепру, то в лесу недалеко от деревни Караваево, с опушки леса раздались пулеметные очереди. После этого разведгруппа решила прекратить поиски частей 30 армии и двинулась в сторону своей дивизии. Полученные от разведки сведения показывали, что справа от нас нет 30 армии, а на месте ее расположились танковые силы противника.
Это известие вынуждало нас немедленно приняться за организацию мер безопасности на правом фланге. При разработке этих мер на КП дивизии появился командующий 19 армией генерал-майор Лукин. Генерал пришел пешком в сопровождении своего адъютанта. Сам факт его появления и весь его вид свидетельствовали, что произошла катастрофа. Выслушав краткий доклад о положении дел в дивизии и узнав о результатах разведки справа от нас, он подверг все эти сообщения сомнению. Он многократно повторял истеричным голосом: «Нет там немцев! Нет там немцев! Там войска генерал-майора Свешникова! (командующего 30 армией (30 армией командовал ген-майор Хоменко)). Вы там от трусости устроили перестрелку со своими!» Когда перед ним положили две солдатских книжки убитых немцев, он отшвырнул их в сторону со словами: «Это не доказательство! Эти книжки могли найти где-нибудь! Вы завтра же атакуйте немцев!» Это все не поддавалось никакой логике. Адъютант генерала, стоящий у меня за спиной прошептал, что генерал не спал четверо суток и почти ничего не ел. После этого мы прекратили попытки в чем-то убедить генерала. Были даны указания, накормить генерала и дать ему возможность выспаться. После отдыха генерал ушел из дивизии, и больше мы его не встречали.
С момента появления в дивизии генерал-майора Лукина у нас пропала надежда на приход сюда 19 армии. Можно было надеяться только на те войска, которые вели бои западнее Днепра. Необходимо было узнать их расположение, количество, в каком они находятся состоянии, каковы их дальнейшие планы. Одновременно нужно было предупредить их о наличии немцев на берегу Днепра севернее устья Вязьмы. Обстановка требовала незамедлительных действий. В первую очередь необходимо было занять плацдарм севернее деревни Кошкино. (Севернее Кошкино в 2км находится дер. Казариново, где до утра 3 октября занимала на р. Днепр оборону 248сд, однако как и другие части 49А она была направлена на погрузку в эшелоны. Вечером 3 октября поступил приказ вернуться на прежние позиции, но их уже захватил противник. Дивизия в течении 4 октября сосредотачивалась для контрудара на плацдармы противника на Днепре у Казарьино, Тиханово и Глушково. Основные бои здесь развернулись 5-6 октября) Командиру 1737 стрелкового полка было приказано выслать разведку и усилить наблюдение в этом направлении. После этого мы приступили к подготовке операции для овладения плацдармом на северном берегу реки Вязьмы.
На все то, из чего складывается время подготовки к бою, включая организацию марша к исходному рубежу с переправой через Вязьму, у нас в распоряжении было только семь часов до рассвета. Пользуясь темнотой, мы должны были скрытно сосредоточить свои силы на противоположном берегу и начать наступление. Для этого мы должны были знать, есть ли на другом берегу силы противника. Мы этого точно не знали. Следовательно, надо было быть готовыми к любым неожиданностям.
Для занятия плацдарма было выделено по три стрелковых роты, по одной из каждого батальона 1737 полка. Для поддержки им придавался танк Т-34 и 8 танкеток. На тот берег перебрасывалась также одна минометная рота. Четыре гаубицы были нацелены на поддержку огнем со своих запасных позиций (без переправы на другой берег). Командование боевыми действиями было возложено на командира 1737 стрелкового полка майора Губайдуллина. Необходимо было провести особую работу с личным составом, учитывая то, что это был первый бой у бойцов, и у командиров, и что физические силы были на исходе за время накануне совершенного марша. Вместо отдыха нужно было идти в бой.
На рассвете была закончена переправа всех подразделений на северный берег Вязьмы. Расположив роты под крутым берегом, командир полка майор Губайдуллин поставил перед командирами подразделений конкретные задачи, уточняя ориентиры, исходные рубежи для наступления.
Посланный командующим Западным фронтом в район прорыва противника генерал-лейтенант Калинин в деревне Тычково встретился с командиром 248 дивизии генерал-майором Сверчевским. Было принято решение: с утра 4 октября наличными силами дивизии атаковать противника в районе Тиханово и Глушково с задачей отбросить его части за Днепр. Во второй половине дня 3 октября в район действий 140 дивизии выехал командующий 32 армией генерал-лейтенант Вишневский, которому было поручено объединить под своим командованием все части, находящиеся на восточном берегу Днепра в одну группу для противодействия наступлению противника.
Наступило 2 октября (скорее всего 5 октября). Первые попытки наших разведывательных групп продвинуться ближе к опушке леса на север от деревни Кошкино и от излучины Вязьмы были встречены огнем. Пулеметы были расположены вдоль опушки. Еще два пулемета немцы выставили в поле вблизи дороги, идущей от города Холм – Жирковский к городу Вязьма. То, что противник обнаружил только часть своих боевых средств, было ясно с самого начала. Нужно было его заставить открыть все свои огневые средства. Пускать опять разведку было бессмысленно. И так мы уже потеряли несколько человек убитыми и ранеными. Командир полка решил произвести разведку боем, пустив в дело 4 танкетки. Две из них должны были уничтожить пулеметы противника, расположенные вблизи дороги. Две другие должны были прикрывать их активным огнем на ходу, прочесывая опушку.
Все четыре танкетки, обогнув опушку, должны были выйти на левый фланг второй роты и здесь окопаться. Став неподвижными огневыми точками, они должны были обеспечивать прикрытие флангов стрелковых рот во время их наступления. Как только две головные танкетки выскочили на дорогу и, развернувшись влево, стали приближаться к позициям противника, по ним с опушки леса стали бить не менее 12 пулеметов и несколько пушек. Наши герои – танкисты с головных танкеток под шквальным огнем противника все же уничтожили два передних пулемета. Но при развороте была подбита прямым попаданием снаряда сначала одна танкетка, а затем взрывом была перевернута и другая. После вывода из строя этих танкеток противник сосредоточил артиллерийский и пулеметный огонь по двум оставшимся танкеткам. Сначала они, будучи подбитыми, еще стреляли по врагу с места, но скоро огонь прекратился.
По замыслу командира полка единственный наш танк не должен был вступать в бой на этом разведывательном этапе. Но командир танкового батальона майор Шамсов вопреки плану, озлобленный потерей своих бойцов и техники, воспользовавшись тем, что командир полка в это время отдавал приказ минометчикам и артиллеристам, сам сел в танк и двинулся на врага. Своей целью он выбрал видимый с опушки отдельно стоящий кирпичный дом. Как раз отсюда били пушки и пулеметы противника. На большой скорости, стреляя на ходу, он проскочил больше половины расстояния до этого дома. Одним из выстрелов танка были взорваны боеприпасы. Но противник уже ввел свои огневые средства. По танку одновременно ударило несколько снарядов. Один из них пробил броню насквозь. Так погиб наш не в меру горячий командир танкового батальона майор Шамсов.
Итоги наблюдения за этот период дали полную информацию о количестве пулеметов, пушек и танков противника, их расположении. К моменту гибели танка из-за реки стала вести пристрелку наша артиллерия. Одновременно с края леса начали бить наши минометы. Огонь противника ослаб. Стрелковые роты находились в окопах на исходном рубеже. Окопались и наши пулеметчики. Основной удар атаки должны были нанести две стрелковые роты, поддерживаемые теперь лишь четырьмя танкетками. Одна рота оставалась в резерве, она же прикрывала подступы к переправе, а в случае успеха атаки должна поддержать атакующие роты и закрепить успех боя. Я находился на левом фланге, военком полка Сутягин – на правом фланге. Все время мы были среди бойцов в разных ротах, как могли, подбадривали их. После получасовой артподготовки стрелковые роты пошли в наступление цепью. Минут пять мы двигались без единого выстрела со стороны противника, но как только мы вышли к дороге, противник сразу открыл шквальный пулеметный огонь, а также из минометов, пушек и танков. Цепи по команде залегли. Среди наступавших бойцов были убитые и раненые.
Стоны раненых и близость убитых товарищей действовали на нас угнетающе, да еще при таком сильном огне противника. Кое-где в цепи возникли заминки с исполнением команд. Заметив это, я со своими связными то ползком, то перебежками добрались до того места, где без движения лежала группа бойцов. Они находились в шоковом состоянии и ни на что не обращали внимания. Их надо было вывести из этого состояния. Сказанные твердым голосом ободряющие слова выели их из оцепенения, и с нами вместе они двинулись вперед. Мы выдвинулись в линию цепи с этой группой отставших бойцов из второго взвода 2ой роты. Мне запомнился такой разговор с бойцом, находившимся рядом со мной. «Товарищ комиссар, неужели вам не страшно?» – спросил он. «Страшно» – отвечал я ему, - «Мне страшно так же как всем, как и тебе, как и девушкам - санитаркам (они ползли следом за нами, перевязывая раненых)».
Это первый наш бой мне отчетливо запомнился не только в главных своих эпизодах, но и самыми мелкими деталями. Визг первых пуль, пронесшихся мимо, и шлепки о землю тех, которые падали рядом. Горький и в то же время кислый вкус во рту от разорвавшейся недалеко от меня и оглушившей на какое-то мгновение мины, раненые бойцы рядом со мной и, многое другое из событий моего первого боя, запечатлелись в моей памяти на всю жизнь. Увидев продвижение нашей цепи к дороге, противник создал такой вал заградительного огня из всех видов оружия, что продвигаться вперед было бессмысленно. Атака при таком плотном огне невозможна. Командир полка приказал приостановить наступление.
Под прикрытием огня нашей артиллерии роты отползли из зоны шквального огня, а затем перекатами заняли окопы на исходном рубеже. Это было сделано своевременно. Гул приближающихся самолетов мы услышали в какое-то мгновение затишья между разрывами мин. В это же время мы увидели, как в сторону наших позиций с опушки леса взвились сигнальные ракеты, указывающие цель самолетам. Прилетело 28 «Юнкерсов», их прикрывали 5 «Мессершмидтов». При подлете к нашим позициям они перестроились и, заходя по одному, стали пикировать.
Первые бомбы были сброшены на западную окраину деревни Кошкино, где находилась группа наших бойцов, ходивших в разведку утром и оставленных там как фланговое прикрытие. Затем бомбы стали падать все ближе и ближе к нашим окопам. Через несколько минут запылала вся деревня. Дым от пожара ветром потянуло в нашу сторону. Вскоре из-за дыма мы ничего не видели, только слышали гул пикирующих самолетов, вой падающих бомб и взрывы, сотрясавшие землю. Вот когда сослужили нам добрую службу наспех вырытые утром окопы. Во время бомбежки противник прекратил вести огонь. Последние бомбы были сброшены в непосредственной близости к нашим окопам. Глыбы земли, вой осколков – все это падало бесконечными массами сверху и вокруг нас. По окончании бомбежки мы сразу же приступили к проверке состояния личного состава. Некоторые подразделения лишились командиров. К потерям от минометного и пулеметного огня прибавились потери от бомбежки. Потери были тяжелыми. В двух ротах из строя выбыли 92 человека, из них - 31 убитыми. Все легкораненые после перевязки вернулись в строй. Первыми это сделали ополченцы - калибровцы Головкин и Коростелев, и бывшие работники Наркомата сельского хозяйства Пекарев и Кирсанов. Бомбежкой были уничтожены три станковых пулемета.
Учтя потери, было решено на переднюю линию вывести бывшую до этого в резерве 3-ю роту. 2-ю роту поставить в резерв, а первую оставит на месте для поддержки третьей роты. Кроме того, наступающую роту переместили влево ближе к деревне. Здесь из-за бомбежки образовалось множество воронок, которые становились теперь укрытием. Пользуясь дымовой завесой, скрывавшей нас от противника, и временным затишьем, мы выслали вперед разведгруппу, чтобы внезапные действия противника не стали для нас неожиданными. Была проведена перегруппировка рот. Вскоре дым начал рассеиваться. Наши передовые группы доложили, что слышат шум моторов и голоса команд с той части опушки, где стоял отдельный кирпичный дом. Когда дым окончательно рассеялся, с угла опушки показались три танка. Один из них двинулся прямо к нашему подбитому танку. Вслед за танками двигалась цепь автоматчиков. Их было человек 50. Левее от них выскочила еще одна цепь автоматчиков. Наши пулеметы, минометы и артиллерия открыли огонь одновременно. Несколько залпов оказались удачными. Вначале из-за дыма, пыли, комьев земли вспышек не было видно танков и пехоты противника. Но когда эта мгла рассеялась, мы увидели, как один из танков загорелся, а автоматчики беспорядочно убегали к опушке. Оставшиеся танки развернулись и, стреляя на ходу в нашу сторону, тоже ушли назад. Группа автоматчиков, выступившая левее, была встречена огнем пулеметов.
Здесь меткий огонь вели также наши танкетки, остановив тем самым наступление противника. Немцы приостановили наступление и открыли огонь из минометов по местам расположения пулеметов, танкеток и минометов. После минометного обстрела наступила небольшая пауза. Только отдельные пулеметы продолжали стрелять по нашим санитаркам, которые переползали от одних раненых к другим.
С запада снова послышался зловещий гул. Все повторилось. Серия ракет была запущена в нашу сторону, кроме ракет над нашими головами пронесся веер трассирующих пуль. Снова прилетели «Юнкерсы» и «Мессершмидты». Теперь они бомбили наши позиции южнее у устья Вязьмы. Когда первый «Юнкерс» пошел в пике, вокруг него вдруг появились белые клубки, похожие на головки одуванчика. Мы услышали выстрелы зениток. Они стреляли из-за леса южнее устья. Вдруг раздались радостные крики: «Смотрите – горит! Горит! Гад!» Эти крики заставили многих повернуть головы. Нам было радостно видеть как «Юнкерс» дымил и горел. Вскоре он рухнул. При ударе о землю вверх взметнулось большое облако дыма и пламени. Мгновенно «Юнкерсы» разделились. Одна группа полетела к устью Вязьмы. Вторая начала бомбить наши позиции. «Мессершмидты» стали низко кружить над местом расположения нашей артиллерии и над позициями 1737 полка. По ним открыли огонь наши зенитные пулеметы, их было по две установки в полку. Мы не увидели, как был сбит зенитчиками 1737 полка один «Мессершмидт» потому, что от взрыва бомб нас закидало землей. Пыль забивала глаза, уши, лезла в рот.
От второй бомбежки мы понесли новые тяжелые потери. Были уничтожены наши танкетки и еще два станковых пулемета. Одной бомбой уничтожило больше 20 человек раненых, собранных под берегом для переправы перед бомбежкой. Вместе с ними погибли две медсестры, санитары и бойцы, обслуживавшие переправу. В боевых порядках стрелковых рот потерь было не так уж много. Было много контуженных с потерей слуха и речи. Пока приводили в порядок подразделения, перевязывали раненых, откапывали заваленных, в воздухе снова появились самолеты. Команда «воздух» сопровождалась крепкими солдатскими выражениями злобы и отчаяния. Но на это раз не мы были объектом бомбежки. Самолеты на подходе разделились на три группы. Одна бомбила лес на западе от устья Вязьмы, вторая бомбила позиции 1737 полка, а третья обрушилась на нашу дивизионную артиллерию. И только два «Мессершмидта» на бреющем полете стали из пулемета обстреливать край берега, где санитарки перевязывали раненых.
Наши потери превышали уже 100 человек. Вся обстановка показывала, что выбить противника из леса при таком его огневом и техническом превосходстве невозможно. Пока не будут подавлены его огневые минометные и пулеметные точки и танки, каждый метр будет стоить нам больших жертв. Об этом было доложено командиру дивизии, и он отдал приказ приостановить наступление, занять выгодные рубежи в качестве плацдарма и закрепится там. Под огневой контроль взять участок дороги от Днепра до деревни Пигулино. Особое внимание требовалось обратить на оборону переправы и подступам к бродам через Вязьму.
Вызов меня на КП был связан с тем, что наша разведка, ходившая на запад, в конце концов, встретилась с отдельными отступающими частями наших войск. От командиров этих частей стало известно, что на этом участке фронта, войска находятся под командованием заместителя командующего западного фронта генерал-лейтенанта Болдина. Так была установлена связь с войсками, действовавшими на линии фронта Ярцево – Белый с задачей ликвидации немецкого прорыва фронта на этом участке. На КП ожидали прибытия генерала Болдина.
Из ориентировки, полученной от генерала, стало известно, что бои по ликвидации прорыва фронта окончились неудачей. Превосходящими силами в пехоте и главным образом в танках и авиации, противник, сломив сопротивление, во многих местах вклинился в нашу оборону. Большинство частей попало в тактическое окружение западнее железнодорожной линии Дурово – Никитинки. Они с боями пробиваются из окружения отдельными частями.
Создания рубежа обороны по реке Днепр, как намечалось ранее, состояться не может из-за отсутствия сил. Командование фронта дало согласие на отход войск на новый рубеж. В связи с этим генерал-лейтенант Болдин поставил перед нами следующую боевую задачу: 1. наша дивизия становится арьергардом, прикрывающим отход всей сводной колоны, созданной из остатков всех воинских соединений, воевавших на этом участке фронта; 2. в течении нескольких суток – 4, 5, 6, и 7 октября по мере выхода из окружения части будут подходить к Днепру и сосредотачиваться для переправы через Днепр, затем маршем ночью проходить через нашу полосу обороны, переправляясь через Вязьму и следовать дальше на восток; 3. подходы в район сосредоточения между рекой Солей и Днепром с запада будут прикрываться выделенными для этого частями из войск генерал-лейтенанта Болдина.
Наша дивизия должна была организовать прикрытие подступов к переправам на Днепре: с севера по линии на 3 км южнее Холма-Жирковского и далее на восток к устью Вязьмы возле деревни Пигулино; с юга по линии от устья Соли, деревня Богуславщина-/очевидно, Богдановщина/, деревня Никулино.
К моменту окончания переправы войск через Днепр мы должны закрыть весь берег Днепра в границах прежней полосы обороны и не допустить проникновения противника за Днепр. Отход нашей дивизии с арьергардных позиций, может начаться только через 12 часов, после того как последние части отступающих войск переправятся через Вязьму.
Для генерала Болдина было неожиданностью узнать, что, на восточном берегу Днепра севернее устья Вязьмы расположились танковые силы противника там, где должна находиться 49 армия. Рассчитав линию наших позиций, мы доложили, что только по прямой линии нам надо прикрыть своими подразделениями расстояние в 34 км. Наши силы были для этого явно недостаточны. К тому же у нас была слаба артиллерия, мало минометов, нет средств борьбы с танками кроме бутылок и гранат. Генерал пообещал выделить нам саперов и снабдить противопехотными и противотанковыми минами. Относительно других сил и средств, следовало подождать, так как было неизвестно, удастся ли еще артиллерии и танкам пробиться из окружения. Известие о неудачах наших войск стало для нас еще одним тяжелым ударом, враг приближался к Москве. И, как бы ни тяжела была наша задача арьергардного прикрытия, но и она угнетала нас меньше, чем сознание общей беды и возрастающей угрозы Москве.
Наиболее опасной на 4 октября (все же речь скорее всего идет о 5 октября)являлась вся северная граница расположения арьергардных прикрытий. Западная точка северного крыла нашей обороны находилась на реке Соле (западном притоке Днепра), где проселочная дорога от станции Игорьевская к деревне Веретенино переходит на восточный берег Соли. Отсюда линия обороны, пересекая большак, в районе Холм – Жирковский, станция Издешково, по прямой шла на восток по северному берегу реки Вязьма к деревне Пикулино /Очевидно –Пигулино/. Переправа через Днепр по дороге от Холма – Жирковского до города Вязьмы была в эти дни ничейной.
На плацдарме за рекой Вязьмой севернее устья после боев 2 и 3 октября немцы все время обстреливали наши подразделения. Сюда для поддержки уже поредевшего батальона 1737 полка был переброшен 1-ый стрелковый батальон 1738 полка, два взвода саперов из резерва генерала Болдина, 4 пушки «Бофорс». 1739 полк занял оборону по южной линии арьергардного прикрытия от устья Соли, деревня Богдановщина до деревни Пикулино. /вероятно – Никулино/ Боевые охранения этого полка были выставлены на западном берегу Днепра у деревни Федино и на развилке дорог севернее деревни Городище.
На восточном берегу Днепра в районе создаваемых переправ через Днепр, начиная с переправы по дороге от Харино к Михалево, и выше на север, были размещены подразделения 1739 стрелкового полка с задачей прикрытия переправ. В самом углу слияния Вязьмы и Днепра против фланга своих рот, расположенных на противоположном берегу Днепра, была оставлена 1-ая стрелковая рота 1737 полка.
1-ый батальон 1738 полка был в резерве командира дивизии и располагался западнее деревни Павлово и деревни Михалево. Здесь же находились артиллерийские позиции. Действующими были всего три гаубицы. Создать на таком растянутом фронте сильные заслоны мы не могли. У нас было слишком мало сил и, что особенно важно, практически не было артиллерии. Потребовалось принятие самых экстренных мер по созданию минных заграждений на наиболее опасных участках, где могли появиться танки противника.
Кроме мин, которые были получены из запасов генерала Болдина, саперы совершили рейды по ближайшим лесам и к железнодорожным станциям Гредякино, Семлево и Вязьма. За два дня они привезли около 10 машин противотанковых и противопехотных мин. Это приобретение значительно повысило обороноспособность наших позиций.
При первых шагах этой разъяснительной работы выяснилось, что многие бойцы, в том числе и командиры, считали, что наша дивизия обречена. “Войска, оставленные как арьергарды, больше не живут”, - такая высказывалась точка зрения на наше будущее. Не нужно объяснять, насколько опасны были такие настроения. Необходимо было, чтобы бойцы понимали, почему через наши боевые порядки будут проходить колоны отходящих в тыл войск. Эти войска, безусловно, были нужны для обороны Москвы. Бойцы должны были осознать важность нашей боевой задачи, требующей особой стойкости, мужества и дисциплины.
В эти дни ни подчиненные, ни командиры не знали, что такое отдых. К нашему счастью день 3 октября прошел без бомбежки. Сооружение переправ прервали только во время прилета нескольких «Мессершмидтов”», сделавших несколько кругов над нашими позициями. Всего на 12 км протяжения русла реки были сооружены: одна понтонная переправа для автотранспорта и техники и три переправы для живой силы. Были созданы также четыре ложные переправы для обмана авиации. Эти работы проводили саперные подразделения из войск генерал-лейтенанта Болдина, а наши ополченцы помогали им.
На подступах к переправам скопилось большая масса транспорта с ранеными и плохо вооруженных бойцов, которые поодиночке и малыми группами выходили из окружения с запада в этот район. Они собирались у переправы по указанию командиров подразделений из войск генерала Болдина, выполнявших задачу организации выхода из окружения своих частей и подразделений. За эту ночь через Днепр переправилось свыше 1000 машин, большинство из них с ранеными бойцами. Остальная часть везла различное боевое имущество. Часть этих машин мы разгрузили и использовали их для перевозки наших раненых бойцов. По переправам для живой силы в эту ночь прошло много солдат. Это были одиночки и мелкие группы разбитых частей 19, 20, 30 и других армий. Среди них были и артиллеристы, и танкисты, но без своей боевой техники. Грустно и тяжело было смотреть на эту массу бойцов, движущихся через наши боевые порядки. Была лишь надежда, что они благополучно выйдут на восток, где их вооружат, и они снова превратятся в боевую силу, способную защитить Москву.
Когда обсуждался вопрос о переброске подкрепления комбату Кириллову, от генерала Болдина прибыл посыльный с сообщением о том, что вечером ожидается прорыв танкового полка из танковой дивизии его войск, пробивающегося от станции Конютино. Необходимо было предупредить об этом Кириллова и организовать должную поддержку этому полку. Для этого он направлял Кириллову группу из 100 танкистов под командованием полковника Михайлова. Следовательно, нужно было организовать взаимодействие между этими подразделениями. Также имелись сообщения от других групп войск, пробившихся из окружения из района станции Вадино, что большие транспорты с войсками и техникой немцев передвигаются в сторону Минского шоссе. В связи с этим от нас требовалось усилить бдительность и на левом крыле нашей обороны. (Уже во второй половине дня части 6 и 7 тд наступавшие с плацдармов на Днепре сломили сопротивление 248сд и к вечеру ворвались в Вязьму. Туда же уже подходили части 4Тгр Гепнера. В окружение западнее Вязьмы попали части 19, 16, 20, 24 и 32 армий, но об этом ополченцы еще не знали)
К вечеру опять налетели «Мессершмидты». Даже не наблюдая никакого движения по реке, они раз десять пролетели вдоль русла, обстреливая из пулеметов кустарники, растущие вдоль берега. При этом обстреле погибли два связиста, восстанавливавших связь с батальоном Кириллова. Наглость немецкой авиации требовала от нас ответных действий, но вот эффективных средств борьбы с авиацией противника у нас не было. У генерала Болдина сохранилось три зенитных установки. Кроме того «калибровцы» соорудили самодельные треноги для установки на них имевшихся у нас станковых пулеметов «Браунинг». Был вытащен из сбитого 2 октября «Мессершмидта» крупнокалиберный пулемет, который тоже был приспособлен для стрельбы по самолетам.
Бойцы с помощью саперов притащили шесть немецких станковых пулеметов. Сбор трофейного оружия был прерван начавшимся обстрелом наших позиций. Немцы начали обстрел из пулеметов с дальних позиций. Шальными пулями были ранены несколько человек, собиравших оружие. Комбат запретил командирам рот посылать из окопов бойцов за трофейным оружием без его ведома. На это участок в помощь ротам комбата Кириллова было послано еще две роты с комбатом Бедраком из 1737 полка. Обобщив итоги боев в этот день на плацдарме северного берега Вязьмы, стало ясно, что немцы, послав в атаку батальон пехоты и встретив отпор наших подразделений, немного отступили, залегли и окопались на расстоянии 200-300 метров от границы нашего минного поля. Такое расположение свидетельствовало о том, что они собираются повторить атаку в ближайшее время. Нам следовало готовиться к ее отражению.
Во второй половине ночи снова прилетали транспортные самолеты противника. Их разгрузка происходила на этот раз северо-восточнее Холма – Жирковского. В эту ночь через Днепр переправилась еще значительная часть раненых на машинах и несколько тысяч человек пехоты, собранных в сводную колону. Наступало утро 5 октября (думаю речь уже идет о 7 октября). Оно было пасмурным. Синяя туманная пелена легла вдоль берегов Днепра и Вязьмы. Такая погода позволяла надеяться, что при такой плохой видимости авиация противника не прилетит.
Наступившие события подтвердили предположительную оценку планов и действий противника. Командование немецких войск считало, что в том районе, где располагалась наша дивизия и части войск генерала Болдина и где сосредотачивались части, выходивших из окружения остатков разбитых 19, 20 и 30 армий, нет крупных сил. Поэтому до боя вечером 4 октября южнее Холма – Жирковского, противник не вводил против нас крупных сил. Танковый корпус и пехотный корпус с двумя гренадерскими дивизиями предназначались для наступления на Москву (по немецким картам здесь действовали части V АК (35,5, 129 и 106 пд).
Поэтому на операции против нас бросались только отдельные подразделения. Да и операции эти были проведены для создания безопасности в районе доставки грузов транспортными самолетами. Атаки против наших подразделений являлись в тоже время разведкой боем.
К этим дням танковый корпус закончил пополнение боеприпасами и горючим и, дождавшись подхода пехотных войск, начал движение на восток своими передовыми отрядами. К этому же времени в этот район подтянулись еще новые войска пехоты и мотострелковые части. На них-то и была возложена задача покончить с нами. После оказанного сопротивления в бою 4 октября, во время которого был разбит немецкий полк и появились наши танки, немцы уже больше не считали, что здесь находятся только мелкие группы разбитых частей Красной армии. Начиная с 5 октября и до 9 октября, дивизия вела бои с превосходящими силами противника.
Пасмурная погода и туман помешали действиям вражеской авиации. Первая половина 5 октября прошла в затишье. Воспользовавшись этим, рискнули даже переправить часть раненых на машинах с западного берега Днепра. Подразделения комбата Кириллова отрыли запасные окопы и укрепили позиции на флангах. На плацдарме северного берега Вязьмы противник мешал огнем из пулеметов и минометов вести работы по усовершенствованию обороны.
Налет немецкой авиации начался во второй половине дня, когда облачность уменьшилась и туман рассеялся. Как всегда прилетели 27 «Юнкерсов», их сопровождали 5 «Мессершмидтов». Все бомбы были сброшены на участок леса между Солей и Днепром. Немцы намеревались уничтожить наши танки. Этой бомбежкой было уничтожено шесть танков из девяти. Наши стрелковые подразделения также понесли небольшие потери. Второй налет авиации противника был нацелен на переправы через Вязьму, по которым проходили сводные колоны и переправлялись машины с ранеными.
Часть «Юнкерсов» сбросила бомбы на северный берег Вязьмы. После налета авиации началась артподготовка, а затем наступление немецкой пехоты. После отражения первой атаки немцы повторили артобстрел и снова стали наступать. Так до самого вечера повторялось несколько раз с небольшими перерывами. В сумерках, когда бой достиг наивысшего напряжения, немцы направили по Днепру десант автоматчиков, высадившийся неожиданно в месте слияния Днепра и Вязьмы. Зацепившись на плацдарме, первая группа немецкого десанта сковала тем самым действия взвода, прикрывавшего здесь берег. Вторая группа автоматчиков двинулась вглубь полосы обороны.
Одна группа автоматчиков вышла на восточную окраину деревни Княжино и отрезала, таким образом, второй эшелон штаба 1737 полка от основного КП полка....Третья группа автоматчиков проникла еще глубже в тыл и окружила позиции расчета пушки “Бофорс”. Находившийся здесь политрук батареи “калибровец” Мартыненко организовал им отпор. Разворачивая орудие из стороны в сторону, он бил по наседавшим немцам. Проклятые снаряды к этим пушкам подвели. Они падали возле цепи немцев, но не рвались. Погибли и все остальные бойцы. Об этом трагическом конце мне рассказали бойцы резерва, слишком поздно прорвавшиеся к артиллеристам на выручку.
Эта операция еще больше осложнила наше положение. Подразделения комбата Кириллова южнее Холма – Жирковского, а также роты комбата Бедрака на плацдарме северного берега Вязьмы понесли серьезные потери. У всех были почти полностью израсходованы патроны, мины и ручные гранаты. Приходилось трясти наших снабженцев, чтобы они скорее подвозили боеприпасы, не считаясь ни с чем. Но запаса у нас почти не осталось. Мы ждали 27 машин с этим грузом. Машины должны были выйти из Москвы после ремонта и по пути захватить боеприпасы. Но их все не было. Кроме того наши снабженцы выехали на 10 машинах в ночь с 3-его на 4-ое октября на станцию Вязьма, где были склады.
Но и эти машины до сих пор не возвратились. Только к трем часам прибыли машины из Москвы. Нам привезли мины к минометам, ручные гранаты и патроны. К рассвету прибыли еще 10 машин с противотанковыми и противопехотными минами и патронами, взятыми со склада на станции Гредякино под Вязьмой. От бойцов, охранявших этот склад, стало известно, что в Вязьме царит паника от того, что немцы находятся недалеко. Доказательством этой опасности служило то, что уже три дня на склады не привозят боеприпасы. Это сообщение нас встревожило. Очень не хотелось этому верить.
Самым срочным делом в остаток ночи было доставить боеприпасы на боевые позиции. Все офицеры штаба, политработники, артиллеристы, оставшиеся без своих орудий, участвовали в доставке боеприпасов. Для переправы боеприпасов через Днепр пришлось специально для этого занять одну переправу, приостановив по ней движение отходящих войск.
От пробившейся с запада в эту ночь группы наших войск мы узнали, что немцы начинают все плотнее сжимать фронт западнее реки Соли. Это осложняло обстановку и условия для выхода тех частей из особой группы войск генерала Болдина, выходом из окружения которых должна завершиться операция эвакуации через Днепр. Заслоны из этих войск, прикрывавшие и удерживавшие выходы из тыла немцев для прохода отступающих частей все чаще вступали в схватки с мелкими группами немецкой разведки.
Первое тревожное сообщение было получено с южного крыла нашей обороны. Разведка, высланная полковником Пискуновым в сторону Минского шоссе, наблюдала движение по нему немецких мотоциклистов, легких танков и автомашин с пехотой в сторону города Вязьмы. А немного позднее наблюдатели боевого охранения, поставленного у развилки дороги севернее деревни Городище, увидели двигавшуюся колонну мотопехоты противника.
Возобновилось выступление немцев на этом участке после налета авиации и по прибытии новых частей пехоты и бронетранспортеров. Это произошло уже во второй половине дня. Бойцы 1739 полка впервые пережили такую непосредственную бомбежку. При бомбежке выбыли из строя несколько командиров, и отдельные группы бойцов этого полка стали уходить в тыл. Срочно
пришлось с пятью бойцами из взвода особого отдела на машине выехать туда и восстановить порядок.В это время еще не было известно о занятии района города Вязьмы немцами. Об этом мы узнали после отправки раненых спустя 10 – 12 часов. Медсестры, сопровождавшие раненых в госпиталь в город из медсанбата, сообщили нам о происшедшем. Когда они возвращались, сдав раненых в госпиталь, на них наскочил отряд немецких мотоциклистов. Они обстреляли и сожгли машину. Девушкам удалось пешком пробраться сначала в медсанбат, а затем в штаб дивизии, чтобы сообщить об этом событии. Известие о том, что Вязьма, находившаяся в нашем тылу на расстоянии 100 км, занята немцами, нас поразило.
В этой ситуации у нас возникла неразрешимая проблема с ранеными. У нас была единственная возможность отправлять раненых со сводной колонной отходящих войск. 7-ого октября все машины, переправляемые с западного берега Днепра, загружались только ранеными. Всякое имущество с них разгружалось. Другого выхода у нас не было.
За ночь с западного берега Днепра переправились все раненые и все собранные к утру мелкие группы и подразделения, вышедшие из окружения. Образовалась пробка при переправе на восточный берег Вязьмы. Это произошло из-за плохого состояния переправы, наспех восстановленной после бомбежки днем 6 октября. Приближалось время очередного налета авиации, поэтому большая часть пехоты стала переправляться на другой берег вброд. Эта ночь была морозной с сильным северным ветром.
Утром 7 октября авиация противника пролетела мимо нас на восток. Поэтому немцы и на севере, и на юге ограничились обстрелом наших позиций из всех видов оружия. Днем был получен приказ генерала Болдина срочно перебросить два батальона пехоты с минометами на западный берег Днепра для поддержки выставленных там заслонов. Оказалось, что немцы, нащупав крупный отряд наших войск, пробивавшийся из тыла немцев, подтянули крупные силы и окружили этот отряд со всех сторон. Заслоны, расположенные на западном берегу Соли были оттиснуты. Создалась угроза прорыва противника на плацдармы к переправам. Для выполнения этой задачи были направлены четыре роты 1738 полка во главе с командиром полка. На прикрытие переправ по восточному берегу Днепра теперь оставались лишь по два отделения стрелков с ручными пулеметами. Ближе к берегу были перемещены четыре пушки «Бофорс».
Наша помощь генералу Болдину поспела своевременно. Опоздание на 1-2 часа привело бы к тому, что подходы к переправам были ба захвачены немцами. Контратакой наши бойцы отбросили немецкую пехоту, уже прорвавшуюся на восточный берег Соли, и заняли оборону на берегу этой реки. С наступлением темного времени отряду, окруженному западнее Соли, удалось пробиться, но с большими потерями в живой силе и технике. На силы этого отряда, его технику генерал Болдин возлагал большие надежды.
Этот отряд сходу пришлось переправлять через Днепр, так как на подходе было еще одно подразделение из войск генерала Болдина. Но до утра его так и не дождались. Никаких сообщений за ночь мы также не получили. Ночью разведгруппы немцев пытались прорваться на всех участках нашей обороны. Но их попытки были безуспешны.
8 октября был одним из самых кровавых дней нашей обороны. Начался он с налета авиации. Количество прилетевших «Юнкерсов» сосчитать было невозможно. С утра до наступления сумерек они непрерывно появлялись большими группами и бомбили буквально каждый квадратный километр площади наших позиций.
В борьбу с ними вступили все наши зенитные установки и три зенитных пушки из войск генерала Болдина. Эти пушки были уничтожены при очередной бомбежке в этот день. Немцы хотя и потеряли два самолета, но бед они причинили нам немало. Надо отметить, что тактика бомбежек точно согласовывалась с тактикой действия наземных сил немцев. Отбомбят самолеты передний край одного из участков нашей обороны, здесь же сразу начинается артобстрел, а после него наступление. И так повторялось каждый раз, как только немцы, встретив отпор, откатывались назад. Это была изматывающая наши силы тактика. В результате наша оборона становилась все слабее. За Днепром на участке комбата Кириллова за это день было отбито четыре атаки. На левом южном крыле пришлось выдержать пять атак. На плацдарме северного берега Вязьмы были отбиты три атаки немцев.
Со всех участков обороны у командования дивизии просили подкрепления. Но где мы могли их взять? Также настойчиво к вечеру стали требовать патронов к пулеметам, гранат, мин. Эти боеприпасы приходилось делить равномерно. В дело пошел наш резервный боекомплект. Ко всему этому немецкая авиация практически уничтожила нашу артиллерию. Были выведены из строя четыре пушки, отданные нам из резерва генерала Болдина. Разбиты две гаубицы нашего артполка и две пушки «Бофорс» 1739 полка и оставшиеся танкетки. Наши снабженцы рыскали по ближним окрестностям, пытаясь найти какие-либо брошенные боеприпасы.
В ночь с 8 на 9 октября из окружения пробился еще один отряд. Поддержку при прорыве ему оказали роты 1738 полка. Это был последний из ожидаемых отрядов. Больше нам с запада ждать было некого. Наступала последняя завершающая стадия нашей боевой задачи.
Итоги прошедшего дня были страшными для нас. У нас оставалось около 30% всего личного состава от того количества, с которым мы пришли на это рубеж. Боеприпасы были на исходе, брать их нам было негде. Мы были отрезаны от всех баз и складов. Выполнение боевой задачи досталось нам ценой колоссальных потерь…
В 23 часа 8 октября генерал Болдин отдал приказ приступить к выполнению завершающей части плана по прикрытию отхода его войск. Наиболее ответственной частью этого плана было не допустить, чтобы немцы не «сели» на хвост колонны, используя наши же переправы. Одновременно с этим нельзя было допустить ударов по флангам сводной колонны с севера и юга в момент движения от Днепра до Вязьмы. Обеспечив выполнение этой задачи, мы могли приступить к постепенному отводу частей дивизии вслед за сводной колонной войск генерала Болдина. О дальнейших наших действиях никаких указаний не было.
После переправы всех подразделений из войск генерала Болдина командование дивизии отдало приказ об отходе наших подразделений с западного берега Днепра. Одновременно два батальона заняли заранее намеченные позиции для арьергардного прикрытия отхода от берега Днепра. Они были оставлены для задержки противника при его попытке форсировать Днепр сразу, преследуя отходящую колонну. Отход этих двух батальонов должен был начаться после переправы всех основных сил дивизии через Вязьму. До этого момента они не могли покинуть свои позиции.
Сначала несчастье постигло те четыре роты 1738 полка, которые прикрывали выход из окружения отряда войск генерала Болдина по берегу Соли. Немцы за ночь подготовили переправы через реку восточнее деревни Веретенино и ввели крупные силы пехоты и танков. С западного берега Днепра до начала активных действий немцев успели переправиться две роты батальона Кириллова, занявшего позиции на восточном берегу Днепра у деревни Стешино. Третья рота этого батальона оставалась на западном берегу для прикрытия отхода своего батальона и прикрытия подступов к переправе при отходе к ним четвертой роты 1738 полка. Эта рота попала под удар, не успев установить ближней связи с ротами 1738 полка. В промежуток между ними вклинились немецкие танки и бронетранспортеры с десантом автоматчиков.
Подрывники из войск Болдина были готовы к взрыву переправ, оставленных для отхода оставшихся наших подразделений. Остальные переправы были приведены в негодность сразу после отвода войск генерала Болдина. Подрывники выжидали, надеясь, что роты 1738 полка смогут еще пробиться сюда. Но, когда на другом берегу раздались крики: «Schnell! Schnell!”», нельзя было больше ждать. Вместе со столбами воды и обломками переправы в воздух взлетели десятки немцев. Фугасы сработали у берегов и посередине на обеих переправах. На западном берегу остались четыре роты, судьба которых была нам неизвестна.
Только четыре часа спустя, когда саперы, закончив установку мин и фугасов по дорогам, догнали штаб дивизии, то с ними прибыли двое связных, посланных командиром 1738 полка. От них нам стало известно, что отрезанные от переправы роты, нашли небольшой проход на запад и надеются по нему выйти из окружения и перебраться к югу. Это сообщение позволяло нам надеяться на спасение этой группы. Как выяснилось потом, им удалось прорваться на запад от реки Соли, лесами уйти к югу и выйти из окружения в количестве 250 человек в районе Медыни. Эти бойцы вошли в состав 52 гвардейской дивизии.
Основные силы 1739 полка под прикрытием арьергардных заслонов, оставленные на наиболее опасных участках, к рассвету вышли к берегу Вязьмы. Один батальон занял временные позиции для прикрытия колоны дивизии при переправе через Вязьму. Еще один батальон этого полка с этой же целью занял позиции на восточном берегу Вязьмы на севере и юге от переправы.
С рассветом немцы начали наступление на наши заслоны на всех участках. В первых донесениях с берега Днепра сообщалось, что немцы подвезли переправочные средства и пытались навести переправу южнее деревни Стешино. После боя, понеся потери от огня наших подразделений, немцы перебросили переправочные средства севернее у устья Вязьмы. Началась перестрелка. Причем немцы обрушили на наши подразделения огонь из минометов и артиллерии, при этом стрельба велась не только с запада, но и с северного берега Вязьмы. Сначала нам было непонятно, почему стрельба велась с севера. Это разъяснилось после получения сообщения из наших рот с плацдарма северного берега Вязьмы.
Немцы и здесь бросили в бой крупные силы пехоты и танков. Основной удар был направлен на левофланговую роту. Немцы, не считаясь ни с какими потерями, смяли левый фланг этой роты и оттиснули ее остатки к берегу. В тоже время из леса немцы ввели свежие крупные силы. Наше боевое охранение в районе деревни Кошкино было уничтожено. Немцы и здесь вышли к берегу Вязьмы. Теперь одновременно с двух сторон начался обстрел наших подразделений, расположенных между деревнями Стешино – Княжино, ниже устья Вязьмы. Наши роты были прижаты к берегу Вязьмы.
Оторваться от противника и выскочить за полосу минных заграждений и фугасов к деревне Пигулино им удалось только в момент затишья перед бомбежкой и после нее. Всего с этого плацдарма из всех четырех рот, державших там оборону, вышло около 300 человек.
Не встретив сопротивления на линии боевых охранений, танки рванулись дальше по дороге на деревню Михалево. Здесь арьергардное прикрытие и две пушки «Бофорс» встретили их огнем. Танки ринулись на них, но, наскочив на минное поле и оставив на нем несколько подорванных танков, остановились и, пятясь по своим следам, стали отъезжать назад. Отведя танки и бронетранспортеры на безопасное расстояние, немцы снова начали обстрел полосы минного поля и окопов роты.
Ротам и пушкам «Бофорс» было приказано отходить к левому флангу оборонявшегося батальона. Наступил момент, когда наши арьергарды по сигналу стали отходить, так как последняя хвостовая часть основной колонны закончила переправу через Вязьму. Поротно, перекатами бойцы из арьергардного прикрытия отходили на линию дороги из Павлово на Старое Село.
Рота из батальона Кириллова двигалась от деревни Стешино параллельно берегу Вязьмы на удалении от него на 2-3 км. Рота из батальона комбата Сафронова восточнее деревни Михалево перемещалась вдоль опушки леса. В это же время батальон комбата Кириллова атаковала пехота, прибывшая с переправы у устья Вязьмы на бронетранспортерах и машинах. Немцы, таким образом, намеревались закрыть путь отхода батальона на восток. При такой обстановке надеяться на отрыв от противника было невозможно. Последнее сообщение от комбата Сафронова было получено через связного, проскочившего к нам на трофейном мотоцикле. В записке, привезенной связным, Сафронов написал: «Отразил две атаки, патроны и гранаты на исходе. Пробиться к вам не могу. Прощайте! Отомстите за нас!»
От комбата Кириллова сообщений не было. Но наблюдатель- артиллерист сообщил, что видит небольшую группу бойцов, примерно человек 40, перебежками отходящую в нашем направлении. Переживая, что на наших глазах гибнут наши товарищи, мы приняли отчаянное решение помочь им. Для этого решили выдвинуть только что подошедшие роты вперед, и их контратакой и огнем пушек прикрыть отрыв арьергарда от наседавших немцев. Но мы не успели этот план осуществить. Когда я с начальником оперативного отдела Штаба дивизии Поповым уже подошли к переправе, чтобы осуществить наш план, нас вернул назад командир дивизии. Артиллеристы-наблюдатели сообщили, что в нашу сторону на большой скорости с востока, обойдя позиции комбата Сафронова, двигаются танки противника. Они распределялись на ходу по гребню поля с интервалом один от другого метров на 250 -300. Их насчитали 17 штук. Заметив движение на позициях наших артиллеристов, они открыли сильный огонь из пушек и пулеметов. Потом половина танков развернулась и двинулась на позиции батальона Сафронова. Наши артиллеристы не открывали огня. У каждой пушки оставалось по 10 снарядов, их нужно было использовать наверняка.
К этому времени наша артиллерия состояла из одной пушки 35 калибра, одной гаубицы образца 1938 года и двух пушек «Бофорс». Одна из этих пушек с 25 картечными зарядами сопровождала штабное имущество и была установлена над переправой на восточном берегу Вязьмы.
Не видя нашего ответного огня, четыре танка направились в нашу сторону к переправе через Вязьму, подставив тем самым борта под огонь пушки 35 калибра. Раздались выстрелы, и три танка задымились сразу. Четвертый попытался развернуться и уйти назад, но и он был подбит. Раздались крики радости в адрес наших молодцов артиллеристов.
Тогда на эту пушку двинулись остальные танки. Распределяясь на ходу, они открыли по пушке огонь, Но в этот момента стала бить наша гаубица. И хотя у нас не было бронебойных снарядов, но под выстрелы были подставлены борта танков. После очередного выстрела оказался подбитым задний танк. 35 – калибровка сделала еще один удачный выстрел по ближайшему к ней танку.
Свой последний выстрел артиллеристы 35 калиберной пушки сделали по подбитому танку и зажгли его. Снаряды к этой пушке кончились. Завершился ее боевой путь. Печальной была картина прощания с этой пушкой. Вынув замок, артиллеристы подтащили ее к берегу и столкнули в реку, в другом месте бросили в воду и замок от нее.
После отражения танковой атаки комдив отдал приказ перевести две оставшиеся роты и пушки на восточный берег Вязьмы. Саперы должны были подготовиться к взрыву переправы. Оставшиеся орудия были установлены на самой возвышенной части восточного берега. Роты направились вглубь леса, чтобы занять свое место в колонне. Переправу взорвали.
Мое внимание привлекла фраза командира дивизии: «Ну. комиссар! Свою задачу, хотя и дорогой ценой, мы выполнили». Когда мы отошли от берега Вязьмы метров на 300, нас догнал артиллерист. Он прокричал, что за рекой пробиваются перебежками наши бойцы.
Руководя операциями по прикрытию отхода войск, мы все время рассчитывали на то, что сводная колонна войск генерала Болдина благополучно выберется из лесов за рубеж дорог Сычевка – Вязьма, а дальше войдет в соприкосновение с войсками нашего фронта. Но обстановка была гораздо сложнее.
Сводная колонна, выйдя из лесов восточнее Вязьмы, уже три раза меняла направление движения. По первому направлению движение было приостановлено в первый же день выхода, так как с севера из района Волочек – Карабаново подошли пехота и танки противника и отрезали дорогу. Здесь удалось проскочить только первым транспортам с ранеными, и то дальнейшая судьба этих раненых нам неизвестна. Так же неудачно прошло движение на втором направлении южнее деревни Ломы.
Готовилась третья попытка пробиться в направлении севернее деревни Маслово, вдоль берега реки Вазузы к деревне Костино и далее на Гжатск. Здесь нужно было прорываться с боем, тараня расставленные по дороге заслоны немцев. В момент подготовки к прорыву командир дивизии и я были вызваны к генералу Болдину. Когда мы догнали в лесу сводную колонну, то услышали от генерала Болдина следующие требования.
Мы должны были выделить два отряда по 400 человек в каждом. Один из этих отрядов поведет начальник штаба дивизии полковник Мусатов, второй – начальник оперативного отдела штаба майор Попов. На эти отряды возлагалась задача пробиться на восток. Первый отряд должен был двигаться в направлении деревни Ново–Дугино, станция Александрино. Для второго отряда было выбрано направление на станцию Фомкино. В этих районах наши отряды должны были создать оборону для прикрытия дальнейшего продвижения основной колонны на восток. Остальные подразделения дивизии под личную ответственность командира дивизии и мою собрать в отдельный отряд, который должен стать арьергардом сводной колонны, прикрывая с тыла и флангов ее «хвост».
Никакие наши доводы о крайней измотанности личного состава дивизии, об отсутствии боеприпасов и т.д. не могли переубедить генерала. Никакой реакции не последовало и на наши протесты против такого дробления дивизии на разрозненные отряды. Некоторое время спустя от нас потребовали еще роту разведки дивизии, а также 400 бойцов для сопровождения танков при прорыве. Видимо была надежда на танковый десант. Мы получили распоряжение об уничтожении всех секретных документов штаба, политотдела и особого отдела. Все это было проделано и оформлено соответствующим актом. Все это подчеркивало чрезвычайность положения всей сводной колонны. Все время до поздней ночи ушло на приведение в порядок подразделений, на разведку местности по основным опасным направлениям.
Оценка количества боеспособных сил показала, что у нас оставалось после всех боев немногим более 2000 человек, не считая тех четырех рот 1738 полка, отрезанных от нас за Днепром. Среди бойцов были около 200 человек легкораненых, категорически отказавшихся покинуть свои подразделения. 1300 человек мы уже передали в распоряжение генерала Болдина. У нас же на оборону тыла сводной колонны оставалось вместе с ранеными около 700 человек.
Когда разведка местности была закончена, то оказалось, что для обеспечения задачи арьергардного прикрытия в такой местности, требуется, по меньшей мере, три полка полного состава. Все подступы к району расположения тыла сводной колонны были покрыты перелесками с отдельными крупными деревьями и кустарниками, разделенными узкими полосами сельхозугодий. По участку расположения проходили всего две проселочные дороги, но и сам лес был легко проходим.
В месте истока реки Вазузы проходила полоса болота, идущая на восток от нас в направлении Ломы - Борисово. Расставив на ночь свои подразделения, как полевые караулы, мы доложили генералу Болдину обстановку и свои расчеты, пытаясь убедить его в явной недостаточности наших сил, и снова просили о помощи. Мы получили ответ, что людей нет. Нам посоветовали собирать по тылам всех одиночек и включать их в свой отряд. Как ни безнадежен был такой способ укрепления сил нашего отряда, но пришлось им воспользоваться.
Ночью состоялась еще одно передвижение сводной колонны в юго-восточном направлении. Здесь был намечен новый участок для прорыва. Ночное передвижение войск без дорог и просек в лесу дело весьма сложное. Пришлось использовать и зарубки на деревьях, и сломанные ветки кустов, и клочки белой бумаги, наколотые на ветки, чтобы не потерять направление движения для подразделений.Когда мы преодолели этот этап, пришло сообщение от наших офицеров, посланных для передачи сведений командиру арьергардного отряда Пискунову о выходе на новый участок. Они не смогли обнаружить ни штаба 1739 полка, ни полковника Пискунова. На том месте, где они должны были располагаться, никого нет. Подумалось, уж не попали ли они в плен.
На поиски пропавшего командира полка пришлось отправиться мне. Ближе к рассвету все же удалось отыскать штаб полка. Офицеры штаба во главе с полковником Пискуновым крепко спали. Спали и часовые. Такова была дань семи бессонным суткам. Но чем бы это не оправдывалось, такая беспечность, она могла привести к самым гибельным последствиям. Когда я поднял по тревоге штаб полка, то полковник Пискунов чуть ли не на коленях просил простить его. Бессонные ночи свалили с ног старого воина. Не читать же мне было ему нотации.
Не без трудностей и сопротивления удалось, вернее, пришлось создать из них две роты. Среди них оказались несколько водителей машин с боеприпасами и оружием. Там оказались несколько пулеметов и коробки с патронами к ним, а также ручные гранаты. Во всем этом мы очень сильно нуждались. Вооружив тех, кто был безоружен, мы расположили все свои подразделения на боевые позиции. Главным направлением оставалась дорога на деревню Лепешкино.
Около 10 часов раздался залп установки «РС», это был сигнал к началу прорыва. В этом же направлении одновременно забили танки и пулеметы. Затем наступила тишина, внезапно прерванная сильной стрельбой пушек и пулеметов.
Результаты прорыва оказались неутешительными. Вслед за тремя танками рванулись автомашины с пехотой, за ними двигались машины с ранеными. Остальные силы частью на машинах, частью пешком должны были двинуться только после того, как головной отряд смог бы закрепиться с другой стороны линии прорыва и несколько расширить занятый плацдарм. Но сделать это немцы нам не дали. После того как проскочила половина машин с ранеными, немцы, подтянув танки, закрыли прорыв.
Вот тогда произошла самая тяжелая катастрофа в жизни сводной колонны. Немецкие танки, закрывшие наш прорыв, начали в упор расстреливать машины с ранеными, стоявшими на дороге и не имевшими возможности развернуться, так как дорога представляла собой наспех настеленную по болотистому лесу гать. Ее ширина годилась только для проезда одной машины. От термитных снарядов большая часть машин вскоре были объяты пламенем. Уцелели только удаленные метров на 300 - 400 от стрелявших танков машины с ранеными. Здесь было сосредоточено еще около 1000 автомашин, кроме того, с ними находились свыше трех тысяч бойцов и командиров, составлявших часть сводной колонны, и оставшихся в кольце.
Когда все это произошло, за мной и командиром дивизии приехал адъютант генерала Болдина. По дороге к КП мы узнали о последствиях неудачного прорыва. Генерал Болдин сообщил нам, что теперь прорываться из окружения всей колонной нельзя. Перед нами через каждые 60 метров расставлены танки и бронетранспортеры, нам против них выступать нечем. Далее он сообщил нам, что уже отдал приказ всем командирам своих частей и подразделений, выбиваться из окружения мелкими отрядами.
Для того, чтобы вся колонна разбилась на такие отряды, и они сумели уйти на значительные расстояния от исходного места, и чтобы выиграть для этого время, на нас и возлагается задача удержать немцев до сумерек этого дня. За это время, кто сможет передвигаться, уйдут на 15 – 20 км отсюда. Главный удар немцев следует ожидать от деревни Лепешкино.
Отдав нам это приказание, генерал-лейтенант Болдин добавил, что как только взорвут машину с установкой “РС” и начнут уничтожать всю остальную технику, он уйдет отсюда со своим штабом и отрядом охраны. Разыскивать его здесь больше нечего. На этом генерал стал прощаться с нами.
Командир дивизии полковник Морозов, попросив разрешения, сказал: «Товарищ генерал! Вы и я - оба профессионалы, военные. Вы, как и я, хорошо понимаете, какая судьба ожидает нас при выполнении этой последней задачи. Для того, чтобы удержать противника на таком участке и при такой местности, нужна целая дивизия. А Вы, из того, что у нас сохранилось, забрали 1300 человек и ставите теперь перед нами задачу, чтобы мы с оставшимися пятьюстами бойцов в течение 7 часов сдерживали противника, в десятки раз сильнее чем мы. Мы с комиссаром приступаем к выполнению вашего приказа только потому, что мы ценой своей жизни поможем спастись многим из этих тысяч оставленных раненых».
Генерал остановил его словами: «Ну! Ну! Павел Ефимович! Без драматизма! Бог даст, мы еще встретимся, я тогда тебе объясню все». В этот момент раздались взрывы, и офицеры штаба доложили генералу, что установка «РС» взорвана, штабные машины взорваны, колонна машин подожжена. Эта прощальная беседа полковника Морозова с генералом запомнилась мне, как запоминается предсмертная исповедь. Но полковник Морозов так и не узнал, что имел в виду генерал Болдин, прощаясь с нами в это день 10 октября в лесу. Павел Ефимович Морозов погиб 17 октября, когда мы с небольшой группой ополченцев по тылам немцев пробивались в Москве.
Это объяснение генерала Болдина пришлось выслушать только мне, как свидетелю того разговора. Произошло это в конце октября, когда наши небольшие отряды встретились у деревни Чернево на берегу Рузы западнее Волоколамска.
Дальше наш путь к Москве был общим - от деревни Чернево к ст. Чисмена. В этом районе между Волоколамском и Истрой наш сводный отряд, где я был комиссаром этого отряда, пробился из окружения. Воспоминания, касающиеся упомянутых разговоров, тревожили мою память потому, что много было горьких и обидных суждений, что дивизиями народного ополчения на фронте особенно не дорожили потому, что они считались как бы войском второго сорта.
Тогда, прощаясь с генералом Болдиным, и уже имея приказ о нашей последней задаче, я все время думал об одном. Почему нашу дивизию обрекли на самую тяжелую участь в этой чрезвычайно тяжелой обстановке? Притом, что тогда в распоряжении генерала Болдина были более подготовленные, лучше нас вооруженные части.
Оценив еще раз расстановку своих сил и размещение пулеметов, мы создали четыре основных узла обороны. На изгибе опушки ближе к деревне были расположены две роты под командованием командира 1739 стрелкового полка полковника Пискунова. В его распоряжении было 3 станковых пулемета. С этих позиций можно было стрелять по противнику, наступающему прямо на изгиб этой опушки, а также можно было бить по флангам тех сил, которые будут наступать вдоль дороги. Слева и справа от дороги расположили по одной роте с двумя пулеметами в каждой. Рота слева от дороги была под непосредственным руководством командира дивизии. Здесь же находился и я. По кромке леса, огибающей широкую вырубку с отдельными большими деревьями и заросшую низким кустарником, расположилась рота под командованием начальника штаба 1739 полка Когана. Между левым флангом группы полковника Пискунова и правым флангом роты капитана Когана находился участок леса с труднопроходимым ельником и осинником. Это место патрулировалось отдельным взводом.
Долго ждать активных действий немцев нам не пришлось. Сначала на нас пошла в наступление рота с двумя станковыми пулеметами. На расстоянии 1,5 км от горловины опушки рота рассыпалась в цепь и двинулась в атаку вдоль дороги, держа направление на горловину опушки. Поняв, что немцы ведут разведку боем, мы открыли огонь только из одного пулемета. Один взвод стрелков дал пару залпов. Другие свои огневые точки мы решили пустить в дело в более важный момент.
Полковник Пискунов сообщил, что у него осталось 70 бойцов, один пулемет и три коробки патронов к нему. У остальных рот положение с боеприпасами были еще плачевнее. По окопам собирали оружие и патроны у убитых и раненых. Все собранное тут же распределялось.
Следующая попытка наступления немцев была уже не такой стремительной. Но одна рота немцев быстро приближалась к нам, не считаясь, ни с какими потерями. Отразив эту атаку, мы увидели, что немцы снова отошли и окопались. Но расстояние между нами сократилось метров на 200. Напряжение в ожидании очередной атаки нарастало, мы ждали очередного броска.
Но нас поджидала опасность с другой стороны. Немцы пробрались к нам в тыл через болото. Бойцы, стоявшие в дозорах тыла правого фланга, уверяли, что ту колонну немцев, зашедшую к нам в тыл, через болота провел человек в гражданской одежде. Болота в этих местах были практически непроходимы, и мы не ожидали появления врага в этом направлении. Теперь мы попали в тиски. Ракетами были даны сигналы для наступления на нас и с тыла, и с поля. Сразу, оценив опасность, было принято решение отходить. Командир дивизии отдал приказ ближайшим к нам бойцам, одновременно послал связных в другие группы. Но было уже слишком поздно.
Отскочив назад и догнав комдива с группой бойцов, мы стали отступать. Уничтожив небольшую группу преследовавших нас немцев, мы укрылись ельнике. Вот какая картина действий немцев нам была видна из нашего укрытия. Сначала немцы с двух сторон атаковали наши позиции, расположенные на опушке. Уничтожив оставшихся бойцов группы полковника Пискунова и часть роты капитана Когана, немцы двинулись вдоль опушки сначала на запад, а потом от густого кустарника развернулись на восток. При этом они вели беспорядочный огонь по всему лесу. Отдельных наших бойцов они в плен не брали, а уничтожали на месте. Но за группой начальника политотдела Соловьева они устроили охоту, предлагая им сдаться в плен. Все бойцы этой группы погибли.
Мы продержались до сумерек, дорогой ценой сдерживая немцев, оттягивая их силы на себя. Мы выполнили приказ генерала. Но это стало концом бывшей Ростокинской дивизии народного ополчения.
Те группы ополченцев нашей дивизии, которые выбились из окружения под руководством полковника Мусатова, командира 1737 стрелкового полка майора Попова влились в действующую армию в ряды дивизий, дравшихся под Москвой.
Если немного отойти в сторону от этих эмоциональных и в то же время выдержанных в духе советских мемуаров воспоминаний, то в реальности 4 октября немецкие войска вели ожесточенные бои в районе Холма-Жирковского с частями группы Болдина и лишь после успешного отражения этого контрудара стали переправлять на свои плацдармы за Днепром основные силы 56ТК. Отаки советских войск на плацдармы 4 октября были отражены. 5 октября противник перешел в наступление и занял к 18:00 Каменец. Атаки 899 полка 248 дивизии совместно с частями 140 дивизии на Тиханово были отражены. Севернее же немецкая 7тд прорвалась с плацдарма и продвинулась на 15км до района Волочёк и вышла к высотам юго-восточнее Настасьино. Это означало обход позиций правофланговой 248сд и возможный прорыв на Вязьму до котрой оставалось 50км. Утром 6 октября 248 и 18сд совместно с 143тбр вновь атаковали противника, но успеха не имели. Тем временем противник прорвавшийся на Настасьино (7тд) к обеду окончательно прорвал нашу оборону и устремился к Вязьме. Во второй половине дня начала наступление и 6тд против правофланогвой 248сд. Вскоре её полки были отброшены в район Азарово (45 км северо-западнее Вязьма), Петраково и немецкие подвижные части устремились к Вязьме. К вечеру 6 октября Вязьма была занята немцами. Остатки группы Болдина, 19-й и 32 армий (12 стрелковых дивизий , одна мотострелковая дивизия, одна кавалерийская дивизия и пять танковых бригад) общая численность которых к 8 октября оценивается как 80000тыс. чел. были окружены западнее и северо-западнее Вязьмы. В течении 7,8 и 9 октября окруженные части совершали отход в район с-з Вязьмы (Лепешкино , Шутово , Богородицкое) где группировались для дальнейшего прорыва из окружения. Руководство этой группой взял на себя командующий 19А Лукин. Только 10 октября части этой группы начали попытки прорыва из окружения. Наиболее сильную атаку части группы Лукина предприняли 11 октября. Но удалось лишь на время прорвать кольцо окружения и вскоре он был закрыт. После этого поняв что без боеприпасов организовать организованный прорыв большой массы войск не получится было принято решение прорываться мелкими группами. Из окружения вышли ген-лейтенант Болдин и командир 248сд Сверчевский. Командующие 19А Лукин и 32А Вишневский попали в плен.
01.01 | 01.02 | 01.03 | 01.04 | 01.05 | 01.06 | 01.07 | 01.08 | 01.09 | 01.10 | 01.11 | 01.12 | |
---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
1941 | 26.9.41 переименована из 13мдно, 32А, РезФ | погибла в Вяземском котле | ||||||||||
1942 | ||||||||||||
1943 | ||||||||||||
1944 | ||||||||||||
1945 | ||||||||||||